
Воспитание казачонка
Конечно, и здесь для нас есть много полезного. Когда казачонку исполнялся год, его в первый раз стригли. Его усаживали на кошму на женской половине дома, крёстная срезала его первые прядки волос, которые потом на протяжении всей жизни сохранялись за именной иконой. Затем женщины-казачки передавали казачонка мужчинам, и те несли его к церкви. Там его ждал неосёдланный конь.
Будущего воина сажали верхом на коня на расстеленный шёлковый платок (в который потом заворачивали первые волосы) и гадали, как он будет себя вести, по малейшим приметам стараясь угадать судьбу будущего воина. Схватится за гриву - будет жив. Заплачет, повалится с коня - быть убитому. Коня обводили вокруг церкви. Потом отец брал его на руки, а крёстный надевал на них обоих портупею так, чтобы издали казалось: идёт по улице казак при шашке. У ворот казаков встречала мать. Отец говорил ей: "Казака принямайтя! Да за ним доглядайтя! Чтоб был не квёлый, до всякой работы скорый, чтоб Богу молился да сабле учился! Чтоб малых не забижал, старших уважал, а к родителям был почтительней..."
Крёстный обучал крестника всем церковным обычаям, но в большей степени всем видам воинского искусства. Считалось, что отец может быть излишне строг или чрезмерно мягок, поскольку это его плоть и кровь, а крёстный - духовный отец - будет и строг, и справедлив. Обучение начиналось после "праздника первых штанов". Штаны, как правило, дарил старший в роду. Это должны были быть обязательно шаровары. Без этого изобретения скифов обучение верховой езде было невозможно. Мальчика все поздравляли с первыми штанами, и казачонок ими очень гордился.
Наступал этот праздник в зависимости от общего развития мальчика, но, как правило, с трёх-пяти лет казачонка уже приучали к верховой езде. Обучение было тяжёлым и постоянным. Стрелять учили с семи лет, рубить шашкой - с десяти. Сначала пускали тонкой струйкой воду и "ставили руку", чтобы клинок шёл под правильным углом и резал воду, не оставляя брызг. Потом учили "рубить лозу", сидя на коновязи - на бревне, и только потом на боевом коне, по-строевому осёдланному. Рукопашному бою учили с трёх лет, передавая в каждом роду сохранявшиеся приёмы.
Мальчика воспитывали гораздо строже, чем девочку, и жизнь его с очень раннего возраста была заполнена трудом и обучением. С пяти лет мальчишки работали с родителями в поле: погоняли волов на пахоте, пасли овец и другой скот. Но время для игры оставалось. И крёстный, и атаман, и старики следили, чтоб мальчонку "не заездили", чтобы играть позволяли. Но сами игры были такими, что в них казак обучался либо будущим приёмам работы, либо премудростям воинского искусства.
В семь лет казачонка стригли ритуально во второй раз. Бритоголовым он шёл в первый раз с мужчинами в баню, а затем к первой исповеди. Дома после праздничного обеда, за которым он в последний раз ел детские сласти, под украдкой роняемые матерью, сёстрами и бабушкой слёзы, он собирал постель и переходил из детской в комнату братьев. Старшие братья придирчиво осматривали его одежонку и немилостиво выбрасывали всё, что считали излишне тёплым или мягким. "Всё! - говорили они. - Учись служить! Чай, теперь ты не дитё, а полказака!"
С этой минуты казачонка могли наказывать только мужчины (или, если отец погиб или умер, только мать). Женщины не имели права вмешиваться в его воспитание. А когда старшие уезжали из дома, он оставался за хозяина. "Смотри, - говорил отец, - на тебе дом и женщины. Доглядай хозяйство". И если поначалу это могло восприниматься не совсем серьезно, то в десять лет казачонок уже полностью понимал меру ответственности и действительно был опорой дома и семьи.
Семилетний мальчик вполне справлялся с лошадьми и волами, мог и запрячь и поставить в конюшню. Пахать на волах ему не хватало силенок, но боронить, сгребать сено на лошадях было исключительно мальчишеским делом. С весны до осени казачата, как правило, жили в степи при отарах или на бахчах со стариками. И здесь учеба не прекращалась ни на один день. Казачат учили ежедневно стрелять, рубить шашкой, бороться, скакать на коне. Сыновьям казачьих офицеров времени на детские игры отпускалось меньше, чем сыновьям простых казаков. Как правило, с пяти-семилетнего возраста отцы забирали их в сменные сотни, полки и увозили с собой на службу.
С очень раннего возраста казачонок осознавал себя частью станичного общества. Предания донесли до нас известия о том, что на всех старинных казачьих войсковых кругах обязательно были смышлёные казачата. Для этого торжественного случая им даже шилась за счёт атаманской казны праздничная одежда. Разумеется, они не принимали участия в спорах казаков, у них была другая задача - слушать и запоминать. В особо важных случаях таких мальчишек бывало несколько.
Они стояли друг от друга порознь, чтобы не разговаривали между собою, и после круга их расспрашивали: что они запомнили, о чём шла речь, кто и что говорил, кто кому возражал, какое было принято решение. Так народ сохранял свою историю. Бывали старики, которые с поразительной точностью рассказывали о событиях вековой давности, и на вопрос, откуда это известно, старик отвечал коротко и просто: "Я там был!"
Казачата обязательно присутствовали при разведении межевых границ. Причём, после того, как мальчонка с закрытыми глазами повторял все приметы и знаки границы, его могли неожиданно ударить рукой или нагайкой. Объяснение было примерно следующим: "Мол, прости, сынушка, это тебе не в укор и не в наказание... Рана заживчива, а память забывчива. И ты с годами всё позабудешь, а вот как тебя ударили ни за что ни про что, век помнить станешь, а с тем и все границы станичного юрта".
Но самой главной задачей казачонка всегда была учёба. Особым уважением пользовались школяры. Ими гордились в семьях, они вели себя на улице солидно и достойно. Те, кому посчастливилось учиться в кадетском казачьем корпусе или в гимназии, были известны поименно всем жителям станицы или хутора. Их приглашал в правление и поздравлял с каникулами атаман. Студентов и юнкеров даже старики звали по имени-отчеству... Но кроме этого каждый казачонок ежедневно учился работать, перенимая мастерство от старших.